Райтерам (и бетам) на заметку

[Dec]

Наткнулась в ЖЖ на неплохой пост про редактирование текстов у _kollega_. Думаю, что многим стоит прочитать и проникнуться.
Ниже текст от автора без каких-либо изменений с моей стороны.

Давайте, я без картиночек буквами совсем чуть-чуть расскажу о процессе, который очень люблю: о чистке текста. Вдруг он вдохновит вас не на писание, а на редактирование? Ведь если вы (в отличие от меня) такие молодцы, что за этот месяц набили огромные простыни хороших рассказов, то редактура всё равно понадобится. Нет, конечно, действительно, можно свеженаписанное сразу вываливать в ЖЖ или на Самиздат, но так удивительно читать, что люди, которые каждое утро, встав с постели, считают нужным вымыть лицо, вычистить зубы, привести в порядок ногти и волосы, а то и наложить на лицо макияж, удивительно, говорю я, что хорошие умные и ухоженные люди почему-то считают, будто текст к людям может выйти с перекошенными абзацами, торчащими канцеляризмами и нечищеными фразами.

Далее около 11 тыс. знаков...

В детстве, когда моя мама пекла булочки, она никогда не разрешала хватать их с противня и есть, а складывала крендельки в корзинку и на пол часа прикрывала полотенцем «отдохнуть». Не потому, что горячей булочкой можно обжечься, совсем нет.
Просто «отдохнувшие» булочки в четыре раза вкуснее.

И сейчас я покажу вам две таких булочки, испечённые Линор Горалик. Многие читали если не книги и не стихи госпожи Горалик, то её тонкие, ироничные, жёсткие, сардонические, и при этом такие трогательные миниатюры. Очень люблю стиль Линор, тем интереснее было вдруг случайно одним глазком заглянуть в её писательскую кухню.

Это случилось на ФБ. Фейсбук социальная сетка коварная. Она показывает читателям историю редактирования чужих записей, размещенных в общий доступ.
И вот на прошлой неделе Линор Горалик написала так:

Линор Горалик
14 ноября в 10:58
Все-таки поразительно наблюдать, насколько четко публичное обсуждение любого текста демонстрирует, зачем тот или иной высказывающийся вообще этот текст открыл: чтобы читать, что сказано, или чтобы чесать, что чешется.

А через четверть часа поправила:
Линор Горалик
14 ноября в 11:12
Все-таки публичное обсуждение любого текста с удивительной четкостью демонстрирует, зачем тот или иной участник вообще этот текст открыл: чтобы читать, что сказано, или чтобы чесать, что чешется.

Видите? Просто пост в социальной сети, а не серьезный текст, подготовленный для публикации. Но, перечитав, профи совершенно автоматически чистит фразу, это уже на уровне «почистить зубы».
- убирается собственное отношение «поразительно наблюдать», ведь если ты сможешь сделать яркую картинку, она сама всё расскажет читателю, а авторское моралите часто признак слабости текста
- безличный канцелярит «высказывающийся» заменён внятным и красивым словом «участник»
- безличное «насколько четко» заменяется на акцент «с удивительной чёткостью»

Фраза стала звонче, ритмичнее, понятнее, легче. И это всё походя, одним движением руки.
Подозреваю, что если б то был не ФБ-пост, а кусочек для «историй», фразу бы и ещё раз выправили, и ещё несколько раз, пока не зазвенела.

Ни один корректор, ни один литредактор никогда не выправит текст так, как это сделает сам автор. Потому, что есть корректура стандартная, а есть – вдохновенная, когда от рыхлого и бесформенного тельца свеженаписанной статьи или рассказа вы начинаете отсекать лишние кусочки, высекая из заготовки мускулистый и подтянутый торс Аполлона Бельведерского.

Как это делаю я?

- Читаю вслух. Нет-нет, негромко и почти без выражения, можно шёпотом, чтобы не пугать домашних. Главное отключить механизм внутренней речи и начать слышать слова ухом. В молодости пару лет пришлось поработать на телевидении, и вы не представляете, как забавно выглядит ньюсрум, когда идет сдача текстов для репортажей: штук шесть ТВ-звезд сидят рядком перед компьютерами, печатают и одновременно бубнят под нос. Их никто не заставляет проговаривать текст, упаси боже. Но это единственный способ быстро написать читабельный репортаж, который потом они наговорят в микрофон, а видеоинженер перекроет это всё видеорядом. Только на слух определяется, не слились ли у вас случайно два предложения. Только на слух ловятся длинноты и неудачные конструкции. Только на слух можно оценить темпоритм репортажа, не провисает ли, не становится ли занудным.
С любым текстом то же самое.

- инверсия, «что-то какое-то» и «было». Вот три самых гадких червяка, в первую очередь способные превратить в гниль вкусное яблоко текста. И они легче всего ловятся, поэтому я обычно выкидываю их при первой читке вслух.

Инверсия. Подлежащее потом сказуемое, прилагательное потом существительное. Так в русском языке. Все остальные грамматические конструкции для прозы малохарактерны и употребляются только в особенно напряженные моменты, когда требуются особенно выразительные средства. Да, можно писать и с инверсиями. Но как правило текст с постоянными инверсиями становится похож на монотонные завывания восточных рассказчиков эпических историй. Тоже хороший художественный прием, но не во всех же книгах разом? Хотя мастера Йоды ученик вы если…

«Что-то какое-то». В девятьсот девяносто девяти случаях из тысячи, когда автор написал слово «какой-то», он плохо видит картинку. Тем более её не увидит читатель. Не «какая-то стража, одетая в доспехи из какого-то металла», а «городская стража, сверкающая доспехами из легированной стали», не «на улицу выбежала какая-то собака», а «из-за угла кирпичного флигеля кенгуриным прыжком вылетел черный французский бульдог», не «девушка пела какую-то печальную песню», а «рыжая девчушка тихо ныла сквозь зубы страдания про паренька с гармошкой и потерявшееся колечко».
Более тонкий маркер плохой картинки – наречия. Наречия часто любят предавать анафеме в переводных учебниках по писательскому мастерству, но в русском языке наречия не так критично убивают текст. Хотя каждое из них легко становится почкой, из которой (если не лень) можно вырастить вкусный листочек. Все эти «холодно», «скучно», «медленно», «тихо» очень легко разворачиваются в эффектную метафору, тут главное не переборщить с красивостями. Не «мне было холодно», а «лязг моих зубов заставлял лошадей нервно оглядываться и ускорять шаг», не «по улице быстро бежала какая-то собака», а… ну вы поняли.

«Было» это бич. Русский язык синтетический и не требует глаголов-артиклей. «Было» - указывает на аналитический строй предложения, которое скорее всего прозвучит как переводное с английского. Ещё чаще «было» указывает на безнадежный канцелярит в предложении. Очень, очень редко предложение с «было» не нуждается в исправлении. Поэтому если вы набили большой текст в ворде, можно запустить по нему поисковик с корнем «был» и посмотреть, нельзя или его отовсюду аккуратно выбросить?

«Мне было смешно» - я смеялся, я с трудом удержался от смеха. «Мне было страшно» - я испугался. «Праздник был величественен» - это канцелярит, удалить. «Разговор был тяжелым» - мне наговорили много гадостей и пообещали отчислить, если провалю хотя бы еще один экзамен.

- Лишние слова. Обожаю эту опцию) просто берешь предложение и начинаешь мысленно выкидывать каждое слово, проверяя его на смысловую нагрузку. «Бархатный красный вихрящийся плащ развивался за плечами нашего героя, сбегавшего по широкой мраморной лестнице, чтобы присоединиться к защитникам замка» легко ужимается до «И красный плащ нашего героя мелькнул уже внизу. Там, где шла драка».

- Канцелярит. «Слово живое и мёртвое» Норы Галь. Вдохновенное описание опасности и ненужности канцелярита, с примерами и методами борьбы. Стараюсь читать эту книгу раз в год, чтобы зарядиться ненавистью автора к омертвлению самого красивого языка на свете. Серьезно, очень вдохновляет.

- Числительные. Сколько живу на свете, столько и удивляюсь, откуда берется идея в художественной (!) прозе ставить числительные цифрами. Бррр.

- Непонятные слова. Коварная, коварная штука. Используешь слово много лет и вдруг выясняешь, что все эти годы понимала его неправильно. Однажды увлеченно описала дракона кобальтово-синего цвета. Проходивший мимо мужчина-читатель мимоходом заметил, что кобальт, как большинство металлов, серо-серебристый. С огромным интересом узнала от Яндекса, что «кобальтовая синь» - она так же, как и «берлинская лазурь», совершенно особое вещество со свойственным только ему цветом. Так что дракон был не кобальтово-синий, а цвета кобальтовой сини. Это не мелочь, это позор автору использовать слова, смысла которых он не понимает. А ведь путают, путают всё что угодно, карбонад с карбонатом, камедон и комедон, бардовое и бордовое, «конгениальность» в значении «сверхгениальность», и я даже навскидку не вспомню, что еще. Но с некоторых пор, при редактировании видя в своем тексте заимствованное или старинное слово, стараюсь как можно чаще заглядывать в словарь. Иной раз тааакое узнаёшь.

- Кстати, принцип «сначала всё напишу, потом отредактирую» не работает. Если текст больше двадцати тысяч знаков, нужно хотя бы слегка чистить по ходу, иначе запутаетесь. Закончили сцену, остановились – завтра начните с редактирования. Даже если убьете день на чистку, послезавтра снова будете писать, зато потом не погрязнете в ворохе кривого текста.

- Слова-паразиты и постоянные приемы. Это только кажется, что слова-паразиты исчерпываются списком «уж, типа, как бы, это самое, короче, на самом деле, собственно, ну». На самом деле даже к лучшим авторам иной раз прилипают любимые слова, которые потом станут возникать в тексте все чаще и чаще, становясь паразитом. Их нужно вылавливать. Лично я сейчас борюсь со словом «вменяемый» и «пафосный», и у вас наверняка таких паразитов есть. С постоянными грамматическими конструкциями сложнее, но и их выловить можно, если постараться. Слишком много предложений с тире, слишком много двоеточий, слишком много антитез или многоточий, на это нужно обращать внимание. Язык должен быть разнообразным не только с точки зрения запаса слов.

- Читка с бумаги. Молодые авторы, дети Интернета и гаджетов, иногда даже не подозревают, что в большинстве редакций газет и журналов, и уж тем более в книжных издательствах, последние читки всегда идут с распечаток. Не смотря на бешеную стоимость бумаги и краски для принтеров.
Почему?
Потому, что глаз по-разному воспринимает слова на светящемся экране, и с бумаги. Я читала объяснения этому эффекту, но благополучно забыла все, кроме самого главного: с экрана нельзя начисто вычитать текст, нельзя увидеть все погрешности композиции. Поэтому по возможности поймайте принтер и заставьте его работать.
В сети можно найти расшифровку стенограммы работы литературной студии "Олди и компания" на Росконе-2007, там обсуждая приемы редактирования текста, Дмитрий Громов и Олег Ладыженский говорят о пяти-шести распечатках книги при редактуре. Представляете, да? Опытные и популярные авторы, пять-шесть распечаток, не считая чтения с экрана.
Вообще, лет пять назад выходила отличная книга Г.Л. Олди «Фанты для фэна», специально адресованная начинающим писателям. Упомянутые там издательские реалии и тенденции рынка с тех пор довольно сильно изменились, но советы по работе с текстами остались прекрасными и практически вечными.

А завершить этот… гм… ну, будем считать вдохновляющий, пост хотелось бы отрывком из книги Паустовского «Золотая роза», одной из моих любимых книг про то, как писать книги. Рассказ называется «Случай в магазине Альшванга» и он про частный случай корректуры в экстремальных условиях. Вот чудесный финал этого рассказа:

Я посмотрел на Благова. Он курил толстую папиросу из черного, как чай, кубанского табака и усмехался.
– Это чудо! – сказал я. – Как вы это сделали?
– Да просто расставил правильно все знаки препинания. У Соболя с ними форменный кавардак. Особенно тщательно я расставил точки. И абзацы. Это великая вещь, милый мой. Еще Пушкин говорил о знаках препинания. Они существуют, чтобы выделить мысль, привести слова в правильное соотношение и дать фразе легкость и правильное звучание. Знаки препинания – это как нотные знаки. Они твердо держат текст и не дают ему рассыпаться.
Рассказ был напечатан. А на следующий день в редакцию ворвался Соболь. Он был, как всегда, без кепки, волосы его были растрепаны, а глаза горели непонятным огнем.
– Кто трогал мой рассказ? – закричал он неслыханным голосом и с размаху ударил палкой по столу, где лежали комплекты газет. Пыль, как извержение, взлетела над столом.
– Никто не трогал, – ответил я. – Можете проверить текст.
– Ложь! – крикнул Соболь. – Брехня! Я все равно узнаю, кто трогал!
Запахло скандалом. Робкие сотрудники начали быстро исчезать из комнаты. Но, как всегда, на шум примчались, стуча «деревяшками», обе наши машинистки – Люсьена и Люся.
Тогда Благов сказал спокойным и даже унылым голосом:
– Если вы считаете, что правильно расставить в вашем рассказе знаки препинания – это значит тронуть его, то извольте: трогал его я. По своей обязанности корректора.
Соболь бросился к Благову, схватил его за руки, крепко потряс их, потом обнял старика и троекратно, по-московски, поцеловал его.
– Спасибо! – сказал взволнованно Соболь. – Вы дали мне чудесный урок. Но только жалко, что так поздно. Я чувствую себя преступником по отношению к своим прежним вещам.
Вечером Соболь достал где-то полбутылки коньяка и принес в магазин Альшванга. Мы позвали Благова, пришли Багрицкий и Жора Козловский, сменившийся с поста, и мы выпили коньяк во славу литературы и знаков препинания.